Предыдущая   На главную   Содержание   Следующая   Книга "Клод Франсуа, мой брат" Жозетта Франсуа   Предисловие Клод Франсуа был известным артистом варьете. Для того, чтобы этого добиться, он самоотверженно работал, отдавая всего себя, душу и тело, своему зрителю. Каждый раз, поднимаясь на сцену, он очаровывал публику магией своего таланта, и становился полным её господином. В такие моменты его единственной целью было дать мечту и счастье всем этим людям, которые толпой пришли на его концерт. Он не допускал даже малейшей мысли о том, чтобы в чём-нибудь схалтурить, сработать, не выкладываясь до конца. Именно по этой причине он без конца улучшал свои номера, всё время стремясь к высшему совершенству. Концерты Клокло были уникальными, всё время всё более праздничными и феерическими. Ему не было равных в организации своих спектаклей на высоте своего профессионализма и своей личности. Без его харизмы и самоотдачи артиста, без этой его мании всё выполнить идеально и быть везде и всегда «Первым номером», чуда «Клокло» могло бы и не быть… Насколько он был любим и обожаем своим зрителем, настолько же Клод Франсуа был ревнив и критичен, и его самые жестокие враги продолжали часто об этом твердить и писать, подчас многое сильно преувеличивая, искажая и сочиняя. « Я встревожусь по-настоящему, когда обо мне прекратят говорить», заявлял он при жизни, не пытаясь заткнуть рот своим завистникам и недоброжелателям. Певец теперь может покоиться в мире, так как, спустя тридцать лет, вопреки всем и всему, о нём продолжают говорить. Как хорошо, так и плохо. Хорошо те, кто разделял его вкус к совершенству. Плохо те, которые не принимали его нетерпимости к некомпетентности и дилетанству в борьбе за совершенство. Однако, за личиной жёсткого и частенько нетерпимого артиста скрывался чудесный брат. И если я так его обожала и так им восхищалась, то это не из-за его статуса «звезды», и не из-за его империи, которую он сам создал. За этой блестящей декорацией пайеток и стразов, в первую очередь привлекательной была его человеческая сущность, самая настоящая и самая трогательная! Когда спектакль заканчивался и Клокло снимал маску, я вновь находила брата моего детства, рядом с которым я росла, играла, и с которым я очень часто ссорилась. Я прощала его недостатки и любила его достоинства. Любимый младший братишка, он в то же время был заботливым братом и любящим отцом. Вожак клана, принц в своём племени, открытый и щедрый. И именно потому, что для него не было ничего более святого, чем кровные узы, мы оставались с ним очень близки до самой его трагической кончины. Святая наша семья! Детство в Египте и наш тамошний образ жизни существенно повлияли на личность Клода. Кроме ностальгии и глубокой привязанности к стране своего детства, которые он пронёс через всю жизнь, он сохранил вкус к восточным сладостям, фруктам, созревшим на солнце, ароматам востока и, естественно, его музыке! Именно оттуда Клод почерпнет силы бороться, когда, после ссылки, наша семья внезапно окажется отверженной и нищей. Отказываясь опускать руки, мой брат сумел, при помощи работы и самоотречения, силы воли и решимости, достичь успеха в стране, которая не была «его страной». С годами, во время своей артистической карьеры, он так же сумел создать свою производственную фирму и студию звукозаписи «Диск-флэш», успешный молодёжный журнал «Подиум», модельное агентство «Гёлз Моделз» и духи « О нуар» (Чёрная вода), офисы которых находились в частном отеле шестнадцатого округа Парижа, по номеру 122 бульвара Эксельман. На всех фронтах, и, в первую очередь на подиумах, Клод возьмёт, наконец, свой реванш в этой жизни, которая его не принимала, отвергала, и вынудила пережить насильную и мучительную ссылку. Ссылка слишком рано бросила его в мир взрослых, частенько враждебный и презренный, на его взгляд. На день своего прибытия во Францию, Клоду было всего-навсего семнадцать лет, но жизнь уже позаботилась о том, чтобы научить его, что такое вражда, вынуждая его окончательно похоронить свою юность. Под солнцем Монте-Карло, Клод познает и ад, и рай… Смерть нашего отца была, без сомнения, кульминационной точкой в этой трещине, образовавшейся между «до» и «после». И именно это «до» объясняет всё, что было «после». Так как для того, чтобы понять, каким был на самом деле Клод Франсуа, нужно подняться к истокам Нила, пересечь тенистые аллеи Исмайлии. Вместе с ним, нужно сесть на корабль и отправиться во Францию, и продолжать там жить с этой страстью к Египту, расставание с которым стало первой «маленькой смертью». Затем нужно последовать за ним по улочкам Босолей, наблюдая, как он сжимает кулаки чтобы не сдаться, чтобы не заорать от отчаяния перед несправедливостью и жестокостью жизни. Нужно услышать, как он кричит от боли и безнадёжности перед смертью человека, которого он обожал, его отца, отца, который осмелился ранить его, сомневаясь в нём… Я здесь не для того, чтобы рассказать вам историю Клода Франсуа, светского человека. Эту историю вы знаете, без сомнения, лучше меня. Нет, я здесь как раз для того, чтобы рассказать вам жизнь моего брата, моего… Его истинную историю, ничего не приукрашивая и не меняя. Истина и достоверность будут отныне моими единственными критериями, которые поведут меня по этим страницам и помогут мне освежить память. В память о нём, в память о нас всех, в память обо всём, что он оставил после себя, я предлагаю вам раскрыть его жизнь, как если бы это был альбом с фотографиями, который мы будем перелистывать. Свидетельство, которое я посвящаю третьему поколению, которое его никогда не знало, но любило, как любят своих матерей или бабушек… Введение Три поколения Франсуа появились на свет в Египте, в районе Суэцкого канала. Благодаря Фердинанду де Лессепу, Суэцкий канал, длиной в 164 километра, пересекает пустыню, соединяя Красное море со Средиземным. Таким образом, он огибает Африку, Индийский океан, мыс Доброй Надежды, Атлантический океан, Гвинейский залив и Европу. Эта экономия времени и денег значительно снижает риск кораблекрушения. В начале работ, 29 апреля 1859 года, первые удары лопаты выгнали из под земли миллионы скарабеев. Таким образом, это насекомое становится эмблемой Компании Суэцкого канала, появляясь на автомобилях и фирменных бланках… Десять лет спустя, 6 ноября 1869 года, императрица Евгения, покровительница проекта и кузина Фердинанда де Лессепа , отметит открытие Суэцкого канала. Миссия, которую французский администратор должен был выполнять на протяжении девяноста девяти лет – это рассчитывать на введение в эксплуатацию канала. Однако, контракт был разорван президентом Насером и египетскими властями, во время национализации Суэцкого канала в 1956 году. Изгнанные из Египта за двенадцать лет до окончания франко-египетского договора, французы оставляют канал египтянам. Египтяне разрушают статую Фердинанда де Лессепа, воздвигнутую за несколько лет до этого в порту Тьюфик. Это событие окончательно отметило конец жизни семьи Франсуа в Египте, основанную нашим дедом, Адольфом Франсуа… К великому разочарованию своих родителей, потомок старинного аристократического семейства, Адольф Франсуа женился на итальянской Винсенте; в то время, как его сестра, Элиза, сочеталась браком во Франции с графом Эриво в Мантеноне. У Адольфа и Винсенты родилось трое сыновей. Троих мальчиков звали Андре, Эмме (мой отец) и Арман. Таким образом, началась наша история. Глава 1 В честь моих. Наш отец, Эме Франсуа, родился в Исмайлии 2 марта 1908 года, и вместе со своими двумя братьями, Андре и Арманом, работали все трое начальниками передвижения по Суэцкому каналу. Они были наняты туда в память об их отце, Адольфе, дипломированном инженере Политехнической школы, умершем в 1915 году в возрасте всего тридцати четырёх лет, в Эпарже, на востоке Франции, накануне первой мировой войны. Дети, Клод и я , находились под сильным впечатлением от картины, выгравированной в честь нашего деда, которая находилась в комнате нашей бабушки Винсенты. Эта картина, репродукция одного из фасадов Триумфальной арки, была подарена нашей семье Францией в честь нашего предка, умершего за неё. Несколько лет спустя, приехав в Париж, я узнала, не без некоторого волнения, изображение с картины моей бабушки с одной из сторон Триумфальной арки. На какое-то мгновение, мне показалось, что я снова стала маленькой девочкой, которая взирает на это творение в доме Винсенты, в Исмайлии… Исмайлия, магический город, который видел рождение одной из самых красивых историй любви: Эме Франсуа и Люсии Мазей… У моего отца была репутация джентльмена. С большим кокетством, он почитал за честь всегда сохранять свои руки очень ухоженными. Надушенный Шанелью № 5, он пудрил лицо, чтобы оно не блестело на солнце. Его друзья называли его «Эмме –любящий сам себя» или «Рудольфо Валентино», в честь элегантного итальянского актёра. Мы с Клодом слишком боялись этого сурового и отстранённого отца, который никогда на нас не поднял руку, но мы всегда находились в ожидании наказания. Он был более строг с Клодом, чем со мной, и моего брата гораздо чаще наказывали, чем меня, поскольку он гораздо чаще шалил. Чтобы приучить нас складывать свои вещи, папа неожиданно входил в наши комнаты, чтобы проверить порядок в них, и выкидывал в окно всё, что находил на полу…таким образом заставляя нас спускаться в сад, чтобы подбирать наши вещи, из которых что-то оставалось целым после падения, а что-то разбивалось. В таких случаях наш отец говорил, что тем хуже для нас! В такие моменты Клод терял меньше игрушек, чем я, поскольку он был более аккуратен. Эта его черта характера, унаследованная от матери, частенько аукалась впоследствии Клоду, когда его приводили в пример в школе братьев Плёрмелей! Если наш отец осуществлял неожиданные вылазки на наши комнаты, то вход в у комнату наших родителей был для нас строго запрещён. Моменты, которых мы особенно боялись, это была еда. Хотя обычно мы ели в офисе, случалось, что нас приглашали за стол с нашими родителями. Мы многому учились в эти моменты, когда каждое наше движение и жест находились под строгим наблюдением нашего отца. Это были далеко не самые приятные моменты, сама мысль о предстоящей совместной трапезе частенько лишала нас аппетита. Перед моим отцом, нужно было любой ценой оставаться сидящими очень прямо на стуле, разговаривать только, если к тебе обращаются с вопросом, вытирать рот, перед тем, как пить, есть с закрытым ртом, класть салфетку на место между каждым глотком и аккуратно её складывать по окончанию трапезы. Также мы должны были- к тому обязывают правила хорошего тона – деликатно отламывать левой рукой кусочки хлеба и складывать листик салата, а не ни в коем случае не резать его. Когда Клод, которому не сиделось на месте, имел несчастье сунуть свои руки под стол или подпереть ими голову, папа призывал его к порядку ледяным голосом: «Руки на стол!» или «Что, голова слишком тяжёлая?», и Клод немедленно исправлял свою позу. Нам, детям, эти совместные трапезы казались бесконечными, но мы должны были вести себя безукоризненно до конца. И только если всё проходило безупречно, без происшествий, мы осмеливались попросить у отца разрешения покинуть стол. Иногда отец, желая доставить нам удовольствие, приглашал нас посидеть рядом с ним. Догадывался ли он, что мы с Клодом мечтали в такие минуты оказаться как можно дальше, в офисе? Мы всегда находились под давлением двух условий. С одной стороны, мы должны были абсолютно вовремя, без малейших опозданий, приходить к началу трапезы, иначе нас просто не обслуживали. Отец издал указание служащему дома, Хасану, не ждать нас, если мы опаздывали…И поверьте, что голод заставлял нас быть пунктуальными! С другой стороны, мы должны были опустошать наши тарелки, не оставляя в них ни крошки. Частенько судачат о легендарных вспышках ярости Клода. Это правда, что с детства, у него бывали приступы, до такой степени, что он становился весь красный. В такие моменты, он становился на цыпочки, сжимал кулаки и кричал. Когда наш отец слышал его вопли, он говорил маме: « Иди взгляни на своего сына!», поскольку он признавал за собой приступы холодного гнева. По этому поводу, Клод, позднее говорил, что эта его черта характера, которую он унаследовал от нашего отца, была признаком доброты. В присутствии близких друзей семьи, папа частенько подзывал Клода. В таких случаях, мой брат догадывался, что сейчас последует « его воспитание». Перед присутствующими, папа спрашивал Клода: - Ты можешь произнести со сжатыми зубами: «Я не люблю варенье»? - Да, конечно, - отвечал Клод. - Ну, тогда грызи локти! – отвечал отец, добавляя затем: Ты обиделся? - Нет, папа, - отвечал Клод. - Ну, тогда, погрызи ещё, - говорил отец. Хотя я понимаю, что он это делал для того, чтобы научить Клода сдерживать свой характер и справляться со своими приступами гнева, в такие минуты я ненавидела отца, за то, что он так унижал моего младшего брата. Что касается меня, чтобы отучить от привычки слишком громко хлопать дверями, закрывая их, отец подзывал меня в присутствии гостей, с вопросом: « Ты закрыла дверь? Что-то я не слышал!» И я, снова должна была выйти из комнаты, тихонечко беззвучно закрывая за собой дверь, задыхаясь от обиды, что я снова попалась и вынуждена терпеть такое унижение перед всеми присутствующими. В течение всей моей жизни, я слышала от отца только приказания. С возрастом, Клод перенял эту его привычку, особенно со своими сотрудниками. И частенько, он подтверждал свои слова утверждением: « Это приказ!». Когда он начинал вести себя таким образом со мной, у меня пропадала всякая охота ему помогать. Может быть, таким образом, он пытался «расквитаться» за все те приказы, которые он получил в жизни от нашего отца? Возможно, он вёл себя таким образом неосознанно? В любом случае, в присутствии нашего отца, мы вели себя безукоризненно, поскольку его строгость нас терроризировала. Он, такой мягкий и любящий с нашей матерью, почему он был так суров с нами? Любимец всех своих друзей, в частности, за специфическое, подчас доходившее до цинизма, чувство юмора, он был так жёсток со своими детьми. Мы с Клодом надеялись, что когда мы подрастём, и наше воспитание будет закончено, у нас установятся другие отношения с нашим отцом. К сожалению, жизнь лишила нас этого шанса, так как он ушёл слишком рано, но я надеюсь, что он видит и слышит нас оттуда, где он сейчас… По происхождению итальянка, наша мать, Лючия, родившаяся в Исмайлии 20 февраля 1910, она сохранила на всю жизнь этот певучий акцент, когда она произносила раскатистую букву «р». У неё была привычка изъясняться на французском. Вставляя там и тут слова, заимствованные из итальянского словаря. Клод унаследовал её большие зелёные глаза, как и её тягу к музыке. Мама хорошо играла на пианино изящные мелодии, пронизанные меланхолией. Что касается двух её братьев, Саверио и Лоренцо, они так же были хорошими музыкантами, и играли на пианино и скрипке. Воспитанная своей тёткой со стороны отца после смерти своей матери, унесённой тифоидной лихорадкой, мама, которой было тогда несколько месяцев, выросла вместе со своими двумя братьями и сестрой. Но отсутствие матери навсегда оставило в ней эту рану, которая никогда не переставала болеть внутри неё. Именно поэтому она была такой ласковой матерью с Клодом и со мной…Мама была с нами настолько нежной и любящей, насколько отец был холоден и отстранён. Впрочем, ей не нужно было отдавать нам приказания, чтобы мы её слушались. Ей достаточно было широко раскрыть свои огромные зелёные глаза и посмотреть на нас, чтобы мы с Клодом почувствовали, что нас призывают к порядку, и что мы что-то делаем не так. С моими собственными детьми, много лет спустя, я стала применять этот метод, который я назвала «большие глаза». Ещё сегодня, они оба, тридцатилетние, вспоминают мне об этом, как об ужасном ощущении. По окончанию своей учёбы в итальянской школе, мама поступила во французскую школу в Исмайлии, чтобы «изучить язык Мольера». Именно там она повстречает того, который станет единственной любовью её жизни. Ей было тогда 14 лет, а моему отцу 16. Как того требовали хорошие манеры того времени, Лючия и Эме встречались время от времени, не решаясь заговорить друг с другом. В течение довольно долгого времени они лишь обменивались нежными и долгими взглядами, не находя мужества заговорить друг с другом, несмотря на то, что мой отец знал несколько слов на итальянском. В один прекрасный день, Лючия узнаёт, что два претендента просят её руки, один из которых – некий господин Франсуа! Даже не поинтересовавшись ни на мгновенье личностью второго воздыхателя, она тут же соглашается на встречу с этим человеком, в которого она самым натуральным образом влюбилась с первого взгляда. С большим волнением и радостью в голосе. Мама нам описывала этот чудесный момент следующим образом: « Моё сердце билось слишком сильно. Я не могла поверить, что это красивый, элегантный юноша, который мне так нравился, был влюблён в меня. После сватовства, обе наши семьи занялись подготовкой к свадьбе, пока Эме проходил воинскую службу». Эта чудесная свадьба, которая осталась одним из лучших воспоминаний нашей матери, состоялась в 1033 году в Исмайлии. Сразу же затем, мои родители поселились в великолепной вилле от Компании Суэцкого канала. Мама была очень красивой женщиной, элегантной, с неотразимым обаянием, которое унаследовал Клод. У неё была своего рода аура, свойственная некоторым людям, от которой все замирают на минуточку при их появлении в комнате, полной людей. Отец так любил маму, что я иногда чувствовала, к своему удивлению, уколы ревности. Он её не только обожал, он обожал всё, что она делала или говорила. Он часто говорил за столом: « Эти белые скатерти стоят этих рук». Мы с Клодом постоянно видели наших родителей влюблёнными друг в друга, постоянно обменивающимися нежными словечками. Иногда мы прятались и тихонько сидели в нашем убежище, чтобы лучше расслышать, как они воркуют. Ласковые прозвища, которыми они называли друг друга, нам казались очень смешными: мама, например была его « дорогушей лулу», а папа был «её сокровищем». Они отлично подходили друг другу и были идеальной парой. Это была искренняя и взаимная любовь, взаимные восхищение и уважение, и когда отца не стало, мама так никогда не смогла найти замену своей единственной любви. Именно в Египте мама пережила наиболее счастливый период своей жизни. Жизнь её была слишком наполнена им… И она слишком упивалась своим счастьем, чтобы защищать нас от приступов гнева нашего отца или утешать, когда они проходили… В отсутствии нашего отца, мы с Клодом очень развлекались с нашей мамой, но она совершенно менялась с его появлением. Отец весьма неодобрительно воспринимал её малейшее проявление нежности по отношению к нам. Даже простая попытка обнять маму воспринималась им, как истинное проявление неуважения. С детства отец приучил нас обращаться к нему на «Вы», так же, как и к маме. Лишь только, когда мы переехали во Францию, он разрешил нам обращаться к нему на «ты», что далось нам не без труда, учитывая многолетнюю привычку детства. Всю свою жизнь, Клод оставался очень привязанным к матери, пользуясь с её стороны привилегированным отношением. Её мнение и её советы очень много значили для него. Он очень сильно нуждался в её поддержке, в периоды сомнений и вопросов и вне их. Чтобы поддержать его перед лицом враждебной действительности, она частенько ему говорила: « Месть – это блюдо, которое едят холодным». До конца своих дней, в декабре 1992, мама дарила свою материнскую любовь и радость веселья своим четырём внукам, точно так же, как она дарила их нам, своим детям. Глава 2 Воспоминания Исмайлии. Клод Мари Антуан Франсуа появился на свет 1 февраля 1939 года в Исмайлии. Я родилась за три с половиной года до него, 28 августа 1935, в том же роддоме, расположенном на берегу Суэцкого канала. Мои родители выбрали для меня имя Арианна, из уважения к семейной традиции, установленной нашим дедом Адольфом, который хотел, чтобы каждый ребёнок носил имя, которое бы начиналось на букву «А». Но, в последний момент обнаружилось, что слово «ариана» по-арабски означает «голая». И, замучившись окончательным выбором моего имени, мои родители остановились на Мари-Жозе, поскольку в день моего рождения, принцесса Мари-Жозе Савойская, бабушка принца Эммануила – Филиберта из Савойи, проследовала по Суэцкому каналу на борту судна, под аплодисменты и шумное восхищение итальянской общины Исмайлии. Поскольку у моей матери были общие корни с принцессой, она увидела в этом событии доброе предзнаменование. Традиция имён, начинавшихся на букву «А», была нарушена с моим появлением на свет, но вскоре опять была возобновлена с появлением Адама и Артура, двоих сыновей моего племянника Клода Франсуа Юниора. Впрочем, мой брат никогда не удосуживался произнести «Мари-Жозе», он очень скоро стал называть меня «Жозетт», и называл так в течение всей своей жизни. Мне было три с половиной года, когда мои родители объявили мне, что у меня скоро будет маленький братик. По предсказаниям ясновидящей, у которой мама очень часто консультировалась, поскольку в то время ещё не существовало УЗИ, у неё должен был родиться мальчик! Та же ясновидящая несколькими годами позже увидела имя Клода Франсуа, написанное «огненными буквами». Несколькими днями позже 1 февраля 1939 года, дня появления мятежного сына, мои родители возвратились домой. Мне дали подержать моего новенького братика, и я положила этот «подарок» в маленькую белую кроватку с перекладинами, такую же точно, как и у меня, наполненную чудесными куклами. Я была тогда всего лишь маленькой девочкой, но я тут же полюбила всей душой этого красивого белокурого младенца, которому было всего несколько дней, и который наполнял моё сердце радостью. Я была старшей, я была его старшей сестрой, и я очень всерьёз относилась к моей роли его защитницы! И я оставалась его защитницей на протяжении всех тридцати девяти лет его жизни, во время которых мы никогда не расставались. Ребёнком, Клод рано начал проявлять свой характер! Я вспоминаю его четырёхлетним, маленьким белокурым мальчуганом с аккуратно причёсанными волосиками… Когда к нему обращались со словами « Добрый день, Клод», он не отвечал, пока не слышал « Добрый день, мсьё Клод». Лишь тогда он удостаивал вас своим приветствием. Хотя он и боялся суровости нашего отца, Клод сильно им восхищался и, очень часто, я замечала, как он имитирует его походку, держа руки за спиной. Следующая история вам проиллюстрирует пример строгого воспитания нашего отца. Когда Клоду было восемь лет, он уверенно себя чувствовал одним из лучших в классе, занимая место в десятке первых учеников… Другой отец, без сомнения, был бы доволен таким результатом, наш же без всякого колебания наказал его, лишив всех новогодних подарков, заменив их лишь на несколько несчастных мандаринов, без сомнения, очень горьких для маленького мальчика, который мечтал об электрическом поезде и гоночных машинках. Невесёлый Новый Год моего брата навсегда останется одним из самых худших воспоминаний моего детства. Я до сих пор помню горестное выражение его глаз утром, 25, и моё замешательство в тот момент, когда я одна раскрывала мои пакеты с подарками. Но этот случай, без сомнения, лишь укрепил в нём характер бойца, стремящегося к совершенству и победе! До третьего класса, мой брат учился у братьев Фёрмелей, а я ходила в школу Сент-Винсент де Поля. Затем, я была принята в пансион для юных девиц Нотр-Дам де Сион в Александрии, где нам было запрещено разговаривать. Нам отдавали приказы при помощи трещотки : « Сесть, встать, марш, тишина». Эти слова в течение долгих лет были единственными словами, которые сопровождали мой унылый каждодневный быт. В этом суровом и мрачном окружении, лишь Господь бог знал, как мне не хватало моего маленького братишки! К счастью, существовал курьер! Но далеко не всегда мне удавалось передать весточку Клоду. Его ответные послания были такими нежными, что дирекция заведения, убеждённая, что я веду переписку со своим влюблённым кавалером, посчитала правильным поставить в известность родителей. И тогда мой отец, убеждённый, что девица моего ранга должна строго соблюдать предписанные правила дисциплины, запретил Клоду мне писать. В Исмайлии , мы для всех были «Франсуа из Египта», в отличие от «Франсуа из Франции». Клод очень гордился тем, что он француз, и нападал на всякого, кто сомневался в его национальности. Однажды он вернулся взбешённым после визита к нашей бабушке, потому что его инициалы, которые мама велела вышить на его рубашках, стали объектом насмешек дворовых ребятишек. Страшно расстроенный, Клод заявил тогда маме: « Я не хочу больше буквы К.Ф. на моих рубашках, потому что меня дразнят Французская кошёлка»… Причиной оскорбления стали, как обидные слова, направленные в его адрес, так и намёк на его происхождение… Помимо всех этих историй, которые всплывают в моей памяти, вспоминается прежде всего Исмайлия, с этими её запахами нашего детства, годами нашего безоблачного счастья под её сияющим солнцем. В нашем саду, каждый сезон расцветал целый калейдоскоп цветов и созревало огромное многообразие фруктов: бугенвилии, душистый горошек, львиный зев, колокольчики, лилии, анютины глазки, и огромное множество других цветов и ароматов окружало нас. Я вспоминаю эти аллеи, обрамлённые пальмами, эвкалиптами, акациями и магнолиями. Фруктовые деревья, которых также было немало, щекотали наш чувства с раннего утра: банановые пальмы прятали в своих широких листьях небольшие, но необычайно сладкие плоды; невозможно забыть сахарный тростник, который мы с наслаждением сосали, извлекая спелую мякоть из стволов. Гуайявы и гранаты радовали нас, маленьких гурманов, своим вкусом, а также Барбарийские фиги, абрикосы и финики, сладкий сок которых привлекал многочисленных мошек. Мы обожали также арбузные косточки. Поедание их было целым искусством: сначала нужно было их расщепить передними зубами, затем уж раскрыть и добраться до вкусной серединки. А ещё лучше было помыть их, посолить и оставить сушиться на солнце. Мы подбирали и лакомились плодами манго, ещё нагретыми солнцем, только что упавшими с дерева, аромат которых навсегда запечатлелся в моей памяти. Каждому своя Мадлен Пруста! Восток всегда славился своими ароматными специями, которые подчас трудно найти во Франции. Для тех из вас, которым посчастливится побывать в Египте, если вы хотите попробовать любимые блюда Клода, вот несколько из них: - Тамийя и Фуль: это шарики из ….., которые можно есть в бутерброде с арабским хлебом. -Табина: что-то типа…., которая отлично идёт к жареному мясу. - Мулукейа: сорт шпината, подаваемый с рисом. - Знаменитые виноградные листья с рисом и мясом, которые наша мама превосходно готовила. - Во время аперитива , Клод не отказывал себе в Мезесе. Среди этих любимых лакомств, были, конечно, всякого рода сладости на основе мёда, а так же: -Халабуа (халва): продаваемая в коробках или в розницу, это серая масса с фисташками особенно нравилась Клоду. Он готовил себе с ней гигантские бутерброды. - Финиковое варенье с миндалём так же не оставляло его равнодушным. Кулинарные таланты нашей матери нам позволяли регулярно лакомиться этими восточными блюдами. Эти годы, проведённые под солнцем Египта, остались во мне чудесным воспоминанием о золотом и радостном периоде детства. Чудесное детство в стране тысяча и одной «вкусности», радостное, изобильное и беззаботное… В доме, наш суданский слуга Хасан, был обязан следить за нами, начиная с наших первых шагов. Невзирая на наши протесты, мы должны были соблюдать послеобеденную сиесту, ровно в 13 часов. Нам было формально запрещено покидать дом до 17 часов. И лишь только в этот момент мы, наконец, направлялись на пляж, чтобы понежиться на солнце с группкой друзей до самого ужина. Как это было замечательно – быть предоставленными самим себе, ускользнуть хоть ненадолго из под контроля взрослых… День нашей матери складывался следующим образом: утром, она не отказывала себе в удовольствии обсудить последние новости со своими подружками по телефону, одновременно планируя послеобеденную партию в карты. Рами, бридж, канаста или покер обязательно имели место после обеда. По этому поводу, папа частенько говорил: « Моя жена мне изменяет с червовым королём». Но не только карты являлись любимым маминым времяпровождением. Раз в неделю, она встречалась с несколькими подружками для того, чтобы повязать, повышивать или сделать какую-нибудь поделку для ежегодной ярмарки Красного Креста. Таким образом, до наступления удушающей летней жары, от сентября по май, эти достойные женщины из высшего общества Суэцкого канала встречались за чаем и несколькими кусочками сухого пирожного, для добрых дел… Глава 6 Надежды в Париже Нельзя говорить о Клоде и понять, кем он был на самом деле, не принимая в расчёт самую большую рану его жизни: уход нашего отца, смерть, отнявшая навсегда возможность обратить к нему слово, после высылки из Египта. Только потому, что отец так и не смог ему простить то, что он оставил учёбу, будучи хорошим учеником. Для нашего отца, выбор карьеры «балаганного шута» был категорически неприемлем: «Музыкант – это не профессия! - говорил он ледяным тоном. – Это не серьёзно. Ты никогда не станешь уважаемым и респектабельным человеком…». Только наша мама, которая видела в Клоде талантливого музыканта, верила в успех своего сына, сына, у которого был музыкальный слух, который, чтобы подразнить её, играл на скрипке песенку, сочинённую им специально для неё, и слова которой говорили: «Кто сводит с ума все сердца Италии? Это Лючия!». Она никогда не забудет предсказания своей ясновидящей подруги. Имя её сына, написанное огненными буквами, мама в это свято верила, и её материнское сердце говорило ей о том, что её сын имеет право сам выбирать свою судьбу. Очень скоро, конфликт стал необратимым между моим отцом и братом. Этот эпизод оставил очень серьёзный отпечаток в жизни Клода. Много лет спустя,он признавался своим близким: «Если бы хотя бы он успел застать мой успех! Но я знаю, что он видит меня оттуда, сверху. Он не мог родиться и исчезнуть навсегда. Когда мне плохо, я разговариваю с ним, и он мне помогает. В глубине души я знаю, что он меня простил». Необходимо понять, что Клод всю жизнь упрекал себя в том, что не смог выполнить последнюю волю своего обожаемого отца, которого он так уважал и боялся. К сожалению, у него не было выбора. Когда мы прибыли во Францию, мы были безнадёжно бедны, и для того, чтобы как можно скорее выбраться из нищеты, мой брат предпочёл поставить на карьеру артиста, чем посвятить себя долгим годам учёбы, которые всё равно бы не дали возможности сразу заработать финансовую независимость. Египет остался далёким воспоминанием, раем, которого мы окончательно лишились, он и его семья. По прибытии в Париж, в сентябре 1961, Жаннет нашла себе место танцовщицы в балете Арура Плэтчерта, в Олимпии, на время зимнего сезона. Увы, для Клода, прибывшего из формирующегося оркестра в надежде найти работу музыканта, оказалось гораздо сложнее. Параллельно, Джерри представил его Жан-Жаку Тильше, художественному редактору у Фонтаны, филиала дома пластинки Филипса. Очень скоро они нашли общий язык, и они начали работать вместе над разработкой первого 45-оборотника Клода. Таким образом, вышел на прилавки в марте 1962 альбом НабутТвист, под псевдонимом Коко. Если первый диск моего брата сразу вызвал успех в Африке, он прошёл практически незамеченным во Франции. Но, тем не менее, при посредничестве Джерри, мне удалось ввести моего брата в очень закрытый круг шоу-бизнеса шестидесятых годов. Конечно, самое сложное было ещё впереди – закрепившись там – шаг за шагом, ступенька за ступенькой подниматься к славе, оставаясь на ногах, чего бы это ни стоило, до самого первого места на подиуме. Но пока, Клод был в самом начале намеченного пути, и всё казалось возможным, даже невозможное! В ожидании выхода своего второго диска, Клод с большим трудом сводил концы с концами и он подрабатывал, играя в различных группах до того, как он должен был войти в состав Гамблера, оркестра Оливье Депакса, выступавшего в Карамель Клубе на площади Этуаль. Несколько лет спустя Оливье Депакс скончался от лейкемии. Чтобы помочь ему приобрести известность, Клод попросил меня и Жаннет, обойти дискотеки столицы и убедить барменов вставить «Набут Твист» в программу вечера. Таким образом мы оказались сидящими за барной стойкой и потягивающими виски-колу, предложенную патроном Кинг-Клуба в Сен-Жермен де Пре, в ожидании объявления названия диска! Клод поручил нам не покидать заведения, пока мы не услышим первые ноты песни. Но после многочасового ожидания, мы возвратились поникшие от сознания невыполненной миссии и в изрядном подпитии после непривычного количества выпитого виски! Но этого было недостаточно для того, чтобы до нас дошло, что мы избрали не тот метод. Впрочем, вскоре мы забросили ходьбу по барам… Джерри уехал в Германию, где он возглавил оркестр и занял место аранжировщика на радио Берлина. В ожидании возможности перебраться к нему, я устроилась в отель Берта, на бульваре Батиньоль (в семнадцатом округе), около площади Виши. Однажды, оглядевшись вокруг, я поняла, что место, где я поселилась, в комнатке на последнем этаже, было «домом свиданий». К великому изумлению моих подруг, выяснилось, что я совршенно не понимала этого термина, и это вызвало у них приступ общего неудержимого веселья. Дело в том, что там, где я жила до сих пор, такого рода отелей не было. Я даже не сразу обратила внимание на большое количество выходящих и входящих пар на нижних этажах. Со своей стороны Клод находился в депрессии после провала «Набут Твиста». В завершение всего, его брак находился на грани развала. Он уже знал, по крайней мере предчувствовал, что он теряет Жаннет. Мне очень больно было смотреть, как он страдает, но я отдавала себе отчёт, что поведение моей невестки сильно изменилось. Её совершенно не волновало, что всем бросается в глаза её охлаждение к моему брату, её сердце и её мысли уже принадлежали другому. Я буду помнить всю мою жизнь горе моего младшего брата в тот день, когда Жаннет ушла от него к Жильберу Беко. Он был просто уничтожен этим разрывом. Страдания моего брата, физические и моральные, вдохновили его на создание песен « Я знаю», «Я думаю, а затем забываю» и « Даже если ты вернёшься», три лучших песни из его репертуара, написанные исключительно в память о потерянной любви… Брошенный женщиной своей жизни, Клод практически сразу же покинул студию с улицы Верон, которую он обустроил, как их « любовное гнёздышко». Слишком много воспоминаний, ставших теперь невыносимыми, навевало на него это местечко. Клод поселился в отеле Магда, по улице Тройон, около площади Этуаль, в то время, как мама, которая перед этим переехала к Клоду в Париж, перешла жить ко мне в отель Берта. На мои скромные сбережения, я решила приобрести Клоду проигрыватель и радио. Так как уже в то время, мой брат старался не упустить ни одной новинки, любопытный и жадный до новых звуков и ритмов, довольно- таки разнообразных, что возбуждало его творческое начало. Направления того периода побуждало певцов подстраиваться под англо- саксонские стандарты, а Клод не хотел быть, как все. У него эта адаптация всегда содержала какую-то очень личную нотку в ритме, а слова часто носили автобиографический характер, и, без сомнения, именно эта искренность так сильно отличала его от других исполнителей, и проникала прямо в сердце публики. Клод был популярным певцом, и он никогда не боялся обнажать свои чувства, даже самые сокровенные… В своей комнатке в отеле, с окаменевшим сердцем, и горечью в душе, Клод оплакивал своею потерянную любовь, и всё это переносилось в его музыку. Он пытался подготовить свой второй диск в компании лишь своего попугая Анри. Если нам везло, и мы оба умудрялись заработать немного денег, мы встречались для того, чтобы поужинать вместе у Роже ла Фритте, по бульвару Батиньоль. За десять франков того времени (1,5 Евро), мы с Клодом ели стейки за столиком для бедных, в кругу бродяг, также зашедших перекусить. Сидя на скамейках вокруг больших столов, мы переживали нашу историю маленького Ресто дю Керр: мы потеряли наше детство, нашего отца, пережили тяжёлые расставания, разрывы, которые, казалось, невозможно перенести, мы не каждый день были сыты, но мы держались. Мы продолжали держаться на ногах, сжимая кулаки, и, невзирая ни на что, шли вперёд. Когда, казалось, один из нас вот-вот должен упасть, другой был всегда рядом, готовый поддержать его… Во время этих ужинов тет-а-тет, меня переполняло чувство радости, смешанное с чувством грусти. Я была счастлива разделить эти редкие моменты с моим младшим братом, но было так грустно видеть его в таком подавленном состоянии. К счастью, мы были вместе, и это было самое главное! Я вспоминаю, как мы, ещё детьми, кушали вместе в офисе… Мы выросли, Египет был далеко позади, Париж нас ещё не принимал, но мы опять были вдвоём, одинокие, но дружные, исполненные вниманием друг к другу. И я сидела, убаюканная гулом голосов в нашей столовой и слушала, как Клод говорил мне: «У меня получится, я сумею, поверь в меня…» Наш отец в него так и не поверил. Его жена в него не поверила. Я верила в него, даже в периоды сомнений, я делала вид, что верю, чтобы его не обескураживать. Клод цеплялся за свою мечту, это единственное, что его держало, после травмирующей ссылки, смерти нашего отца и ужасного предательства Жаннет. Я старалась помочь ему, чем только могу. Изо всех моих сил, я поддерживала его, поскольку я поклялась никогда его не бросить, зная, что если его оставлю и я, этого для него уже будет слишком много! Пока он будет во мне нуждаться, я буду рядом с ним! Осенью 1962, Жан-Жак Тильше попросил Клода выбрать себе сценический псевдоним с американским звучанием, по моде того времени. Но Клод категорически отказался, сказав: «Я хочу носить своё имя, быть Клодом Франсуа. Я этого хочу, так как я желаю, чтобы мой отец гордился мной, там, где он находится. Это очень важно для меня» Если второй диск не принесёт успеха, Клод твёрдо решил уехать в Соединённые Штаты вместе со мной и мамой, чтобы попытать счастья там. Но судьба вскоре вознаградила его за упорство. С диском « Белль! Белль! Белль!» в кармане, Жан-Жак Тильше и Клод отправились к Даниэлю Филипакки, чья передача «Привет, друзья» на Европе №1 была обязательным пассажем, если Вы хотели, чтобы диск хорошо продавался. К счастью для Клода, Даниель Филипакки тут же оценил песню. Его чутьё его не подвело, он знал, что держит в руках будущий шлягер. Публика тем более приняла песню. В течение ближайших двух недель, « Белль! Белль! Белль!» стала одной из самых популярных песен у слушателей, и даже завоевала титул « Самой обсуждаемой песни недели”. В некоторых кафе даже демонстрировали ролик с этой песней, снятый будущим великим кинематографистом Клодом Лебушем. В этот раз свершилось! Наконец-то удача и успех на этот раз пересеклись! Взяв старт, Клод больше не собирался останавливаться. Дальше последовали шестнадцать лет карьеры, в течение которой мой брат выпускал альбомы и упивался успехом. В составе каждого нового 33-х оборотника систематически были один-два хита. Для того, чтобы выбрать название для стороны А или В 45 -оборотного диска, Клод установил маленький семейный ритуал: он давал прослушивать два отрывка нашей маме, своим двум сыновьям, своим племянникам, и мне. Каждый раз, мама и дети выбирали одну песню, в то время, как мой выбор падал на другую. Хотя титул, выбранный мной и появлялся иногда на стороне В, Клод явно больше доверял выбору детей и своей обожаемой мамочки… Поклонник всяких новшеств и авангардист, Клод очень быстро окружил себя танцовщицами. Начиная с декабря 1966, во время его представления в Олимпии, впервые появились на сцене «Клодетки». Ничего подобного до этого не происходило на французской сцене. Но Клод, находившийся под влиянием шоу по-американски, и частично – шоу Джеймса Брауна, знал, что присутствие красивых девушек рядом с ним очень придавало совсем другую привлекательность для мужской половины публики. Конечно, он был и остаётся любимым певцом девчушек- малолеток, но благодаря этим небесным созданиям в лёгких одеяниях и на высоких каблучках, его представления начали привлекать и мужчин, что позволяло ему завоевать себе более широкого зрителя! Желая всё держать под контролем, мой брат считал своим долгом контролировать до мельчайших деталей хореографии и выбора костюмов Клодеток. Клод, как всегда, действовал с этим присущим ему вкусом к деталям, с единственной целью – нравиться своей дорогой публике. Публике, которой он был обязан всем и которой он всего себя отдавал. Он делал это с самого своего первого летнего турне, вместе с Сильви Вартан и Грэмс, в 1963 году. Его импресарио, Поль Ледерман, и я, мы вдвоём составляли группу сопровождения Клода, из города в город, в течение двух месяцев. Мы ему служили буквально ассистентами и советниками. Ради этой большой премьеры, Клод попросил меня сопровождать его на всех этапах турне, которое проходило по всем бальнеологическим курортам Франции. Зимой, гала-концерты уводили нас всё больше на север Франции, в Бельгию, в Швейцарию и в большие города Шестиугольника. Для меня, видеть, как он так прогрессирует среди тысяч поклонников, было самым настоящим чудом! С самых своих первых шагов на сцене, Клод сумел завоевать зрителей своим чувством ритма, танцевальным талантом и шармом шоумена. Этот марафонец сцены был прежде всего продавцом грёз и он им остался даже после своего ухода… Невероятный поворот судьбы, когда во время очередного летнего турне нас с Клодом занесло в Виши, я никогда не забуду происшедший там эпизод. Охваченная ностальгией при мысли о том, что мы вновь вернулись в город, где мы когда-то обрели наш первый французский кров, я увлекла моего мужа Эрика, на террасу казино. Официант завязал беседу с нами, сетуя на ностальгию по старым добрым временам, когда Виши был великолепным городом, и принимал с распростёртыми объятиями французов, возвращающихся из колоний: « Я вспоминаю одну очаровательную женщину, с копной пышных светлых волос, и чудесным взглядом ярких зелёных глаз, которая развлекалась игрой в казино, под нежно влюблённым, иронично- снисходительным взглядом своего мужа. Это были люди с Суэцкого канала, и именно тогда, в их период, Виши пережил своё самое славное время…» - говорил он. Невероятно, но факт, столько лет спустя, сам того не зная, этот парень из кафе описывал моих родителей! Фанат сцены, Клод питал слабость к ритмичной музыке и ударным инструментам. По этому поводу, он частенько говорил: « Я остаюсь верным своей любви к свингу, который можно услышать на дисках Тамлы Мотаун. Ту же горячую напевность можно услышать и в арабских песнях. Когда-нибудь, восточная музыка многому нас научит. Мне также нравятся песни эстрадников…» Совершенно очевидно, что он имел в виду диски Френка Синатры, которые у него были все! В феврале 1970, Клод отправился со своей труппой в турне из двенадцати концертов по Канаде. Квебек, Монреаль, Торонто, среди прочих городов. К его огромному удивлению, он оказался «Первым номером» во всей стране с песней « Свободный человек», которая во Франции вызвала лишь очень слабый отклик. На сцене Клод, как истинный шоумен, раскрывал в полной мере свой талант перед зрителями, приехавшими «оторваться» под его ставшие хитами песни. Клод нравился канадцам, которые ему шумно аплодировали, с каждым вечером становясь всё многочисленнее. Нравился до такой степени, что американские импресарио очень быстро заметили, что французский певец пользуется оглушительным успехом в Квебеке. В один вечер, когда Клод выступал в «Центре» в Монреале, его посетил за кулисами Вальтер Хэффью, известный американский бизнесмен. Он предложил ему подписать очень дорогой контракт, предполагающий его участие в серии телевизионных шоу в Соединённых Штатах, задуманных в духе успешной передачи Ед Сулливан Шоу, на канале СБС. Клод был сам не свой от радости, оттого что такая влиятельная личность в Американском шоу бизнесе обратилась к нему с предложением. Но это предложение, очень заманчивое, было чревато последствиями. Если бы Клод принял его, ему пришлось бы покинуть Францию как минимум, на год, то-есть, удалиться от своей публики. Кто знает, останутся ли ему верны его фанаты за такой долгий срок? После зрелого размышления, мой брат решил отказаться от предложения Вальтера Хэффью, пообещав самому себе, что завоевание Америки лишь только откладывается до следующего случая. После такой оказии, возвращаясь из Соединённых Штатов, Клод решил попробовать себя в анимации телевизионных программ, не оставляя, тем не менее, свою певческую карьеру. В своём интервью в ежедневном выпуске Франс-суар, он сделал следующее заявление: «Аудио визуализация- это живо. Я решил заняться телевизионными передачами. Это меня увлекает». 24 мая 1972 года, вместе со своим другом Мишелем Друкером, они создали передачу «С сердцем». Вдохновившись американскими телевизионными шоу, Клод создал передачу, в которой песни смешивались со скетчами таких приглашённых, как Вероника Сансон, Шарль Азнавур, Стоун и Шарден, Ален Шамфор, певец, обладатель «Стрелы» того времени. Передача « С сердцем» - это был несомненный успех, который ещё больше усилил желание Клода заниматься этим делом. Необходимо было дождаться 11 июля 1976, для того чтобы увидеть по телевизору в 20 35 по каналу Антенна 2 передачу «Банда Клокло», полностью разработанную Клодом и с ним же в роли ведущего. Лишь по заказу телезрителей для этих исключительных рандеву, он написал скетчи, которые сам интерпретировал, с участием таких комедийных актёров, как Филипп Кастелли и Марио Давид. Желая придать этому шоу более космополитический характер, Клод, для участия в музыкальной части шоу приглашал участников со всех концов света, таких, как Демис Русос, с которым они обменивались репертуаром во времена дуэта, американка Мельба Мур и голландская группа Брутерхуд оф Мэн, победитель Евровидения того года. До тех пор Клод выступал лишь во франкоязычных странах. Но, 16 января 1978 года, Великобритания открыла для себя его таланты исполнителя и танцора во время спектакля, данного им в знаменитом зале Ройял Альберт Холл в Лондоне. К этому случаю, Клод записал на английском, в знаменитой студии Обби Роад в Лондоне, кое-какие из своих наиболее известных хитов: « Я знаю», « Потому что я тебя люблю, мой мальчик», «Нелюбимый, « Слушай мою песню», «Весна поёт»… Невзирая на свой страх перед самолётами, которым она никогда не летала, мама преодолела себя и отправилась туда аплодировать своему сыну. Клоду не пришлось лезть из кожи вон в приготовлении своих англо- саксонских адаптаций, как он это делал на заре своей карьеры, чтобы добиться успеха у англичан. Он даже предложил британской публике новую песню на английском : «Розоватый бордо». После записи телевизионного шоу в Лейсине, в Швейцарии, 10 марта 1978, Клод решает приступить к завоеванию Америки, увозя в своих чемоданах множество проектов и названий на английском языке, для американской, по наслышке, очень требовательной, публики. Но это не пугает моего брата. Восемь лет спустя после предложения, полученного от Вальтера Хаффью, Клод отправляется для осуществления своей мечты на открытие Америки. Глава 7 Мельница его сердца Единственным убежищем Клода, его якорем, его мирным уголком стал, наконец, Мулен де Данемуа. Маленький кусочек счастья и глоток кислорода в этой ожесточённой реальности, которая не знала слова: «Стоп!».После переезда во Францию, у моего брата возникла одна навязчивая идея: найти и воссоздать атмосферу Исмайлии, этого оазиса мира, зелени и уюта, синонима его золотой юности, потерянной навсегда. Его целью стало приобрести достаточно просторный дом, чтобы жить в нём в окружении близких. С успехом « Белль, белль, белль», карьера моего брата стала многообещающей. Ему осталось лишь отыскать домик своей мечты, чтобы наконец поселить в нём двух женщин, существовавших в его тогдашней жизни: его мать и его сестру.Я до сих пор храню воспоминание о невообразимо радостном дне, когда Клод купил Мулен, весной 1964 года. Эта дата стала поистине ключевой в жизни нашей семьи. Клод обожал сюрпризы, и в тот день, он нам сделал один из них: он назначил нам встречу в Даннемуа, симпатичном небольшом городке в Ессоне, расположенном в пятидесяти километрах от столицы, для того, чтобы посмотреть на один из вариантов. Мы сгорали от нетерпения, желая поскорей увидеть живописное, по его рассказам, местечко, с мельницей, виллой и речкой. Само здание, построенное ещё в четырнадцатом веке, конечно, было очень стильным, но оно было практически полуразваленным! Участок земли также был в полнейшем запустении! Тем не менее, энтузиазм моего брата был таким заразительным, что мы не смогли долго сопротивляться очарованию этой старинной мельницы с её огромными жерновами, с её речкой и огромной мойкой! Внутри, сложно было не остаться под впечатлением этих огромных комнат, работа по приведению в порядок которых, конечно, должна была быть колоссальной, но какая разница, мой брат был полон решимости! Чтобы привести в должное состояние дом своего счастья, Клод был готов работать, не покладая рук, с помощью архитектора Габриэлли, дяди Мишеля Пикколи. Клод хотел лично руководить приведением в порядок мельницы и сада. Он непременно хотел сад в английском стиле, то-есть, прекрасную смесь зелени и цветов, тонко рассчитанную и отмеренную великим мэтром в своём деле: Мозером, гениальным пейзажистом из Виль де Пари, которого звёзды того времени разрывали на части. В результате, Клод заказал дизайнеру даже маленький остров, заставив его повернуть воды речки. Именно в этом месте он любил посидеть, в полном одиночестве, созерцая созданный им сад. Его размышления изредка прерывались лишь всплесками воды, его любимого элемента жизни: « Если ты нуждаешься в моменте отдыха, спокойствия, посиди здесь» – часто говорил он мне. Ты будешь слушать лишь щебетание птиц и ощущать аромат цветов…» Позднее, Клод распорядился установить гигантский аквариум в американском баре Мулен. Он любил наблюдать за рыбками своей юности, которые во всей своей красе плавали под разноцветными лучами прожекторов, образуя гипнотическую картину странного водного танца. Пока что, работы были начаты, и продолжались затем много лет, и Клод уже всё предусмотрел, всё распланировал! Мы с мамой обосновались в Мулене, для того, чтобы позволить моему брату приезжать сюда и отдыхать на уикенд, окружив себя животными, гулявшими в полной свободе по саду, и приглашать в гости друзей. Эта сельская жизнь напоминала ему сладостные старые времена. Результат оказался на высоте всех его ожиданий, здесь Клод вновь смог пережить воспоминания своего детства: её ароматы, краски, вкус Исмайлии, всё возвращалось вновь, благодаря этому саду, который уносил нас в наших воспоминаниях очень далеко в счастливое и беззаботное прошлое. С тех пор, установился незыблемый ритуал: Клод приезжал поздно ночью, обессиленный после данного им в каком-нибудь уголке Франции концерта. В такие моменты он чувствовал необходимость побыть одному, остаться на какое-то время наедине с самим собой, побродить в одиночестве по своему саду. Поскольку он терпеть не мог, чтобы ни один камешек из щебня, покрывавшего аллеи ни в коем случае не попадал на газон, садовник следил за тем, чтобы это требование строго выполнялось, особенно в пятницу вечером, перед приездом Клода. Мой брат также проводил очень много времени, ухаживая за своими любимыми животными, это было для него отличным отдыхом после напряжения концертов под светом прожекторов. Лишь после этого тет-а тета с самим собой, освободившись от всех стрессов и всего напряжения, Клод, наконец, отправлялся в свою спальню в час, когда уже начинали петь петухи. И этот священный ритуал, артистом никогда не нарушался, был ли кто-то из гостей в Мулене или нет. Клод очень рассчитывал на меня и маму в части руководства персоналом и подготовкой уикендов. Он меня с любовью прозвал « глазом сфинкса», зная, без сомнения, что я соблюдаю все его пожелания, касающиеся организации приёмов, ничего не оставляя на волю случая. Клод всегда настаивал, чтобы его гости, приглашённые чаще всего на субботу, после обеда, чувствовали себя у нас в своей тарелке и не скучали ни одну минуту. Пока они дожидались пробуждения Клода, мы предлагали им различные занятия, но самым любимым, было, без сомнения, купание в бассейне, нагреваемом в любое время года. Мой брат, который получал самое большое удовольствие, доставляя удовольствие кому-то, предусмотрел всё, чтобы удовлетворить своих гостей. В глазах Клода, хороший приём – это, своего рода благодарность за то, что человек принял его приглашение. Я никогда не видала, чтобы кто-то придавал столько значения своим знакомым тем, как он их принимал, в этом он был человеком востока до кончиков ногтей! Гости могли приезжать практически без своих личных вещей, до такой степени Клод всё предусматривал в мельчайших деталях. Приглашённый забыл свой купальный костюм, но хочет всё же окунуться в магический водный мир Мулена? Пусть это его не беспокоит, поскольку Клод попросил меня подобрать с особым вниманием купальные костюмы, разных цветов и размеров, для мужчин и женщин. Полотенца, пеньюары и сандалии также предлагались в распоряжение всех гостей. Всё с тем же гостеприимством, многочасовую прогулку по полям. Убедившись, что многие из гостей не умеют играть в теннис, Клод заказал тренажёр, чтобы они всё-таки могли попробовать себя ! Все необходимые аксессуары для занятий эти спортом всегда должны были быть готовы для самых привередливых гостей: от ракетки до мячиков, полный комплект чемпиона должны были в любой момент быть на своём месте, готовы к услугам желающих поиграть! Поскольку мой брат испытывал священный страх перед административной деятельностью и «бумажной волокитой», мой брат взвалил на меня всю бухгалтерию Мулена, таким образом, я контролировала все расходы. Имея привычку давать прозвища всем из своего окружения, он ласково называл меня « Криш-криш». Это прозвище происходило от звука, которым имитируют шуршание банковских банкнот в руке. Когда я делала ему замечание по поводу чрезмерных, по моему мнению, расходов – а я ненавижу расточительство, Клод отвечал мне: « Так что, Криш-криш, мы не согласны?!» Когда я вышла замуж за Эрика Эшенлора, 24 июня 1966 года, Клод был так счастлив за меня, что он, без раздумий, согласился быть свидетелем с моей стороны в мэрии Даннемуа, а затем организовал в Мулене великолепный приём, который навсегда останется чудесным воспоминанием в моей памяти. Клод вёл образцовую жизнь с точки зрения гигиены. Уже в то время, гораздо раньше, чем это вошло в нашу повседневную жизнь, он употреблял биопродукты. Привыкший с самого раннего детства заниматься спортом, он частенько совершал пробежки по улочкам Даннемуа, чаще всего ночью, чтобы ему не надоедали праздные гуляки. Очень внимательный к своему здоровью, он был противником любых наркотиков, а также не курил. Хоть он практически не употреблял алкоголь, он обожал угощать своих гостей редкими винами, поскольку вина были одним из его увлечений. Впрочем, он обожал готовить коктейли в своей кухне, под восхищёнными и любопытными взглядами своих близких. Клод, химик в душе, изобретал самые неожиданные и невероятные, но деликатные смеси. Эти моменты с его участием делали незабываемыми ужины и уикенды для тех, кому посчастливилось в них участвовать. И для того, чтобы дополнить эту идиллическую картину, естественно мама, королева этих приёмов и главная кулинарная распорядительница, командовавшая на кухне, готовила восточные блюда, которые обожал Клод, и которые, конечно, нравились и гостям. Главным девизом Клода было «удобство». Он настаивал на том, чтобы сервис был безупречным, простым и в то же время, рафинированным. В то прекрасное время, Клод обожал передвигаться по Мулену в одних плавках или в рубашке с джинсами и финскими тапочками, которые он и нам предлагал надевать. В самом деле, в Мулене, Клод становился другим человеком. Вдали от офиса, от своих сотрудников, от студий звукозаписи, он был больше не на представлении, он был здесь самим собой. Здесь к нему возвращалась беззаботность его юности, свежесть его детства. Клод говорил, что искренняя дружба возможна, только если она установилась с самого юного возраста. После нашего изгнания из Египта, для Клода всегда было очень важным оставаться окружённым своими близкими в Мулене. Хотя Клод и не смешивал свою профессиональную жизнь с личной, это не мешало ему получать удовольствие от приёмов у себя больших профессионалов своего дела, к которым он испытывал симпатию. Те, кто имел привилегию быть приглашёнными в Мулен, были журналистами радио, прессы и телевидения, ведущие, известные артисты и хозяева средств массовой информации. Клодетки и модели его модельного агентства Герлз Моделз были всегда желанными гостями, к большому удовольствию других приглашённых. Эти уикенды позволяли людям увидеть Клода в другом свете, увидеть его среди своих, раскованным и спокойным в своём семейном убежище. Уютный и зелёный Мулен и радушный приём Клода заставляли гостей почувствовать себя здесь отчасти как- будто членами семьи. Те, кого регулярно приглашали, всегда приезжали с большим удовольствием. Встреча Нового Года всегда была особенно чудесной и феерической! К огромному удовольствию своих сыновей, племянника и племянницы, мой брат заказывал по чудесно украшенной ёлке в каждую комнату. На каждый Новый Год, величественная ель, украшенная светящимися гирляндами, стояла в саду, на входе в Мулен. Праздники длились несколько дней, и Клод старался не брать на этот период никаких обязательств , чтобы провести праздники в кругу семьи. В назначенный час, комната-кинозал была предназначена исключительно Клоду, Марку, Стефании и Лорану, а также их маленьким гостям. Их ждала там коллекция приключенческих фильмов и вестернов, не говоря уж о мультфильмах Уолта Диснея, которые Клод заказывал специально из Соединённых Штатов. К тому же в этот период приезжали гости из числа наших друзей, с полными руками пакетов с подарками, и распределение подарков, конечно, происходило в самых весёлых потасовках. Я не могу вспоминать Мулен без того, чтобы не вспомнить о животных, которых Клод так любил и которых он покупал в зоомагазине, расположенном на одной из набережных Парижа. Гуляя по саду в полной свободе, эти животные, самых разных видов, пользовались особым вниманием хозяина дома. Леон и Лола, две бирманские кошки, слушались исключительно команд Клода. В полной неподвижности, они наблюдали за ним, невозмутимые и спокойные, до тех пор, пока мой брат не говорил им: «Ко мне, давайте!» Лишь в этот момент они подбегали к нему, урча от удовольствия от его поцелуев и ласк. Кроме этой кошачьей четы, у Клода было множество собак, из которых особенно игривыми были две колли, Ноно и Наннет, брат и сестра, а также немецкая овчарка, которую очень ценили за её охранные качества, и один кокер, по кличке Плуф, полученной из-за его любви плюхаться в воду. Его особенно привлекали речка и бассейн, откуда мы его регулярно доставали, до того самого грустного дня, пока жернова мельницы не положили конец его купаниям. Вся семья долго оплакивала и вспоминала Плуфа с его любовью к водным развлечениям. В Мулене также находилось место и для экзотических животных, у Клода была обезьянка, которую он назвал Несс, что означает «обезьяна» по-арабски. Несмотря на свои маленькие размеры. Несс, которую мы ласково называли «Несс-Несс», было слышно очень далеко, когда она испускала пронзительные вопли радости или гнева. Когда ей случалось есть вишню, можно было подумать, что она держит в своих лапках нечто очень драгоценное. Эта маленькая смешная обезьянка была аттракционом уикендов, когда, в конце трапезы ей пускали на стол, и она прогуливалась по нему, запуская свою лапку в бокалы и пробуя всё, что там оставалось на дне. После нескольких таких дегустаций, походка Несс-Несс становилась всё менее уверенной, её начинало покачивать из стороны в сторону, и, в конце концов, она засыпала где-нибудь в уголке, под взрывы хохота гостей. Казалось, она прекрасно отдавала себе отчёт, что она была любимицей всего дома. Одним летним вечером, когда мы уже ложились в постель, мы не нашли Несс-Несс. Сначала мы не особенно взволновались, поскольку у неё была привычка лазить по деревьям и спать там. Поскольку в это время ещё по ночам не было холодно, и она не рисковала схватить простуду, мы спокойно отправились спать. На следующее утро, мы с ужасом и болью нашли в саду хвост Несс-Несс. Я навсегда запомню тот ужасный день, который мы провели, мучаясь вопросом, не наша ли немецкая овчарка убила эту всеми любимую обезьянку. Раздираемый сомнениями, Клод предпочёл отдать овчарку. Очень опечаленный этой потерей, мой брат вновь купил такую же обезьянку несколькими днями позже. Пять обезьянок такой же породы поменялись одна за другой, но ни одна не смогла заменить Несс-Несс, которая заставляла нас смеяться до слёз. Лучшим моим воспоминанием о Несс –Несс- это было, когда Несс-Несс играла в кавалера, взбираясь на спину одной из колли, вцепившись в её шерсть всеми четырьмя лапками. Ноно и Наннет, на такое неожиданное нападение реагировали одинаковым образом: они принимались бегать по саду, как лошади, пущенные в галоп. Может быть, они таким образом пытались освободиться от четырёхлапого жокея? Но безуспешно! Я могу Вас уверить, что, вспоминая эту картину, я смеюсь до сих пор. Среди других обезьянок моего брата, одна из них, гораздо более крупная, боялась Клода и слушалась только его. Поэтому, когда Клод отсутствовал, обезьянку привязывали на цепочку, и я бы не рискнула её отвязать, поскольку я знала, что больше не смогу её поймать. Но в присутствии Клода, я очень развлекалась, глядя, как она прыгает с дерева на дерево, с неподражаемой ловкостью. Её хвост, очень мускулистый, позволял ей балансировать с огромной ловкостью. На зиму, мама связала ей маленький красный свитер, который очень шёл к её чёрной шёрстке. Когда я жила в отеле Берта в Париже, я познакомилась с доктором Мишелем Кляйном, ветеринаром, который специализировался на животных из цирков и зоопарков, и который тогда работал в своей клинике, находившейся неподалёку, и был известен своей борьбой в пользу животных. С моего первого посещения, по поводу Анри, попугая Клода, я прониклась к нему дружескими чувствами. Разделяя одну страсть, Клод и доктор Кляйн, очень быстро нашли общий язык. Впоследствии, Клод доверял исключительно ему лечение своих животных. Каждый раз, когда Клод покупал лебедя или другую птицу, Мишель Кляйн приезжал провести уикенд в Мулене, и он же, в присутствии гостей, подрезал лебедям крылья, чтобы они не смогли улететь. Кроме белых и чёрных лебедей, у Клода были ещё лебеди с чёрными головами, глядя на которых в сумерках можно было подумать, что по воде плавают безголовые тела. Это странное зрелище было достойно фильма ужасов! Клод любил наблюдать, как розовые фламинго грациозно прогуливаются по зелёным газонам. Сочетание розового и зелёного было настолько прекрасным, как и зрелище павлинов, распускающих хвост во всём его великолепии. Группки венценосных журавлей, как танцоры, иногда показывали нам свой ритмичный импровизированный танец, взмахивая лапами и крыльями, как будто под звуки музыки. Несмотря на их элегантность, они внушали огромный страх детям, особенно моему сыну Лорану, которому тогда было четыре года. Ещё сейчас, он рассказывает мне о жёлтом оперении, остром клюве и неподвижном синем взгляде этих птиц, как о страшном воспоминании детства. В своём детском воображении, Лоран был убеждён, что эти страшные птицы были враждебно к нему настроены. Вопреки всему, он старался подавить свой страх, но каждый раз, когда он приближался к группке птиц, испускающих пронзительные крики, страх брал верх, и он пускался со всех ног наутёк. Когда он, напуганный, прибегал ко мне, я старалась его успокоить, и объяснить, что журавли не хотят его съесть. Он вытирал свои слёзы, и в очередной раз отправлялся на покорение венценосных журавлей, прогуливавшихся среди этого рая на земле, принадлежавшего моему брату. Благодаря Клоду и очарованию Мулена, годы ссылки постепенно превратились в далёкое воспоминание. Печаль, грусть и страдание отступили и поблекли перед сладостью реванша. Нашего реванша, но особенно его! В Даннемуа, всё было наполнено радостью, любовью, смехом и разделялось всей семьёй. Благодаря Мулену, мы опять вспомнили, что такое счастье. Автор перевода: Дина Олейникова